Какую теплоту православному религиозному миру придает установленное в нем почитание святых.
«Се что добро или что красно, еже жити братии вкупе». Сиротливо чувствует себя человек, которому не с кем поделиться чувствами и мыслями, который одинок в своей духовной жизни. Какая-то отрада испытывается, когда человек окружен людьми верующими, как он, кланяющимися тому же Богу, полными тех же чаяний и упований...
Но отношения с живыми людьми, с которыми вы даже сошлись в области высших идеалов, могут быть нарушены каким-нибудь несогласием. Ведь земля не знает ни в чем совершенства. Вам нужны такие друзья, которые были бы выше и лучше вас, могли бы стать вашими руководителями и поручителями за вас перед Богом.
Вам нужно не только единение в вере, вам нужна опора и помощь, вам нужна такая живая Сила, к Которой вы можете воззвать во время испытаний, когда вам так тяжело, что уже и слезы не льются из глаз, когда горе, как острыми ножами, режет ваше сердце. Вам нужны тогда такие светлые существа, которые бы втайне, никем не видимые, подошли бы к вашему страданию и умелою, нежной, но безбоязненной рукой коснулись его, чтобы облегчить вас. Вам нужны лучезарные, прекрасные, надежные, отзывчивые люди, к которым вам можно было бы приткнуться.
И всю эту жажду вашей души, которая мучит многих людей бессознательно, так что они, этой жаждой страдая, не знают даже, что она значит и чем ее удовлетворить, — эту жажду утоляет тот, кто, познав учение Церкви о почитании святых, живым чувством привяжется к кому-нибудь из избранных им небожителей.
Исполнение заповедей Христовых в праведниках шло все растущей волной. И ту же растущую волну представляло в них исполнение Христова завета о взаимной любви. Любовь эта жгла их сердца, превращаясь в громадное пламя, которое светило людям, грело их.
Правда, в начале своего подвига, чтобы освободиться от греха, очистить свою душу, приблизиться к Богу, они бегали от людей, но и тут они незримо помогали им своею молитвою.
Схимничество есть совершенное отвержение мира. А между тем это самое схимничество есть неперестающая молитва за тот же мир. Один из величайших русских аскетов последнего века, киевский старец отец Парфений, задумался однажды над вопросом о том, что есть схимничество. И тут же получил на свои мысли ответ таинственного голоса: «Молитва за весь мир».
Когда же праведник, путем великого подвига самоочищения и молитвы, достигнет праведного состояния первого человека и вернет себе все дары, утраченные душой человеческой через грехопадение, тогда он становится усердным служителем людей.
Подумайте: ведь для того, чтобы любить людей безграничною, милующею, горящею, готовою на отклик любовью, любовью, ничего не требующею и все дающею, надо отвергнуть себя самого, надо свое собственное существо со всем себялюбием, гордостью, тщеславием, разорвать в куски, растоптать, отбросить, уничтожить вконец, чтобы на месте этого своего существа, которому служат, о котором пекутся, с которым носятся обыкновенно люди, поставить своего ближнего.
Вокруг меня стонет горе, смотрит горящими глазами нищета, идут на преступления из-за грошей создания Божии, мать торгует честью дочери, растут беспризорные дети, обреченные на звериный образ жизни, а я бок о бок со всеми этими ужасами живу спокойною и сытою жизнью, намеренно закрыв на все это глаза, зажав себе уши от несущихся ко мне со всех сторон стонов невыносимого людского несчастья.
Отчего это происходит?
Да оттого, что любовь к себе и к слишком ограниченному кругу ближайших к себе избранных людей тушит в человеке истинную горячую любовь к ближнему.
Я должен сам страдать для того, чтобы понять страдающих. Я должен сам перенести одиночество, чтобы уловить полный отчаяния взгляд одинокого человека, который на это свое одиночество уже и жаловаться перестал, покорно неся свой крест. Я должен сам испытать и холод, и голод, и жажду, и всякое лишение для того, чтобы понять, как ужасно все это переносить другому человеку. Я должен сам быть всеми оставленным, чтобы понять, что значит жить в общем пренебрежении, не имея никого, кто бы вам сочувствовал, о вас думал, о вас заботился, на вас радовался.
Мир святых — это мир людей величайшего христианского благородства, понявших во всем его объеме христианский подвиг. Святые — это люди, которые довели в себе исполнение христианских заповедей до последних их выводов. Это люди, которые на деле во всей точности, во всех подробностях исполнили то, чему учил Христос, угадав и усвоив себе высшую совестливость, мешающую человеку наслаждаться чем-нибудь таким, чего нет у другого человека, которого он признает своим братом.
У меня дворец, у меня сказочная роскошь, у меня возможность исполнять всякую мою прихоть, как только я такую прихоть придумаю; другой — без пристанища, без одежды, без насущного хлеба... Могу ли я быть спокойным? Меня будет грызть совесть, пока я не уравняю нашего положения. Дать всем бедствующим то, что у меня есть, — на это не хватит никаких американских миллиардов. Средство одно — стать самому в состояние тех же лишений, той же ограниченной жизни.
И вот почему мы видим, что святые с какой-то изощренностью отказываются от всех земных преимуществ и, раздав все свое имущество бедным, этим не ограничиваются, а еще начинают работать для них. Для истинного христианина есть какая-то отрада в том, чтобы делить со Христом Его уничиженное положение на земле.
Преподобная Евфросиния, княжна Полоцкая, живя в затворе на полатях Спасского храма Полоцкой обители, занималась дорого тогда оплачиваемым трудом переписки священных книг и посылала их епископу. Он их должен был продавать и вырученные деньги распределять между бедными.
«Христос в терниях; неужели же я, увенчанный розами, пойду по пути, осыпанному цветами? Христос с прободенными руками; неужели же я буду тешить и ублажать мое тело? Христу негде главы преклонить; неужели же я буду жить во дворцах? Христа гнало высшее сословие его современников; неужели же мне искать видного положения в высших кругах? Христу помогали в нуждах Его внимавшие Ему люди; неужели же мне жить ни от кого не зависимым человеком, величаясь этою самостоятельностью и ни в чем себя не ограничивая?»
Преподобный Никола Святоша, сын Черниговского князя, первый из русских князей принял иночество. Он добровольно проходил разные послушания в Печерской обители: три года работал на братию в поварне, сам рубил дрова, носил из реки воду на плечах своих и приготовлял братскую пищу. Потом он служил привратником монастырским, как сторож, не отходя никуда, а для отдыха садился на куче сора. После этого стал прислуживать на трапезе. Когда родственники его, чрез близкого князю врача, уговаривали его не срамить их такою жизнью, он отвечал:
— Если никто из князей не поступал так прежде меня, то пусть я буду вождем в этом деле. И кто захочет, пойдет по следам моим. Благодарю Бога моего, что Он освободил меня от работы мирской и сотворил слугою Своим блаженным черноризцем.
Вот высокая жажда принизить себя для Бога, стать равным последнему по мирскому положению человеку, сбросить все земные отличия перед святынею Христова Креста, видеть в жизни одного своего Учителя — и «Того распята»... Как утончается дух в таких подвигах, как растворяется широко сердце, как обостряется понимание чужой жизни, чужого страдания!
Чутким слухом, прозорливым умом праведники при жизни видят не только лиц, непосредственно приходящих к ним, но видят страдания и вдалеке таких людей, которые у них никогда не были, о которых они не могли слышать.
В последние годы жизни великого Оптинского старца Амвросия привезли к нему расслабленного крестьянина Гаврюшу, который ползал по земле. Отец Амвросий явился ему в той деревне, где он жил, и призвал его к себе.
Непостижима и изумительна эта забота живых праведников о таких людях, которые о них еще ничего не слыхали: точно в поисках подвига любви, покровительства и сочувствия, беспокойный святым волнением дух их бродит по земле, выискивая себе пищу для своего «распространившегося» для людей сердца.
И Господь открывает им людей, которые будут нуждаться в их помощи, и светлый дух их вьется над этими людьми, как орлица, крыльями своими готовая защитить птенцов. Чудные и таинственные горизонты открывают такие события, как то, о котором сейчас будет рассказано и которое совершилось над госпожой Еропкиной. Барышня-сиротка из богатой помещичьей семьи по окончании института поселилась у своего дяди и вскоре была помолвлена с молодым человеком Еропкиным по взаимной любви. Как-то, незадолго до свадьбы, она весело провела вечер в разговоре со своими двумя двоюродными сестрами о предстоящем ей счастье и отошла ко сну. Не успела еще она окончательно забыться, как услышала, что в комнату кто-то вошел. Это был ее дядя с каким-то старым монахом. Явление было так осязательно, что она из девичьей стыдливости поспешила натянуть на голову одеяло. Монах подошел к ней и произнес над нею слова:
— Бедная! Из сиротства да во вдовство: ведь это хуже, чем из огня да в полымя!
Через несколько секунд вошедших в комнату не стало. Потрясенная этим явлением, невеста разбудила спавших с ней в одной комнате двоюродных сестер и все им рассказала. Несколько дней она была вне себя от тревоги и тоски, но молодость и надежда на счастье взяли свое, и вскоре пышно была сыграна ее свадьба.
Через несколько месяцев после свадьбы молодой муж заболел скоротечной чахоткой. Не смея волновать его, жена не предложила ему пред концом церковного напутствия, и он умер неисповеданный и неприобщенный.
Горе молодой женщины, попавшей, как говорил неизвестный старец, «из сиротства во вдовство», было безгранично. Особенно угнетала ее мысль о том, что муж ее отошел без напутствия Таинствами. Она опасалась, что это повлияет на его загробную судьбу. От тоски и отчаяния она готова была покуситься на самоубийство, так что родные безостановочно следили за ней.
В эту самую пору тяжелого для всей семьи испытания дядя ее услыхал рассказы о старце Серафиме Саровском, который доживал последние годы своей жизни. Эти рассказы были так необыкновенны, что дядя, несмотря на близкую весеннюю распутицу, немедленно собрался в дальний путь за несколько сот верст и повез племянницу к отцу Серафиму.
Громадная толпа народа волновалась между Саровским собором — одноэтажным корпусом, где была келья старца, когда путники, прибыв в Саров, вошли в монастырь. Подхваченная народной волной, госпожа Еропкина была втиснута в сени перед кельей, где отец Серафим благословлял народ. И прежде чем она успела взглянуть на старца, она, никем здесь не знаемая, услышала над собой голос: «Приобщается раба Божия Анна благодатию Христовой». И чья-то рука потянула ее в келью. Голос этот был знакомый. Она слышала его в каких-то чрезвычайных обстоятельствах. Когда же она подняла глаза на стоявшего перед ней человека, она в облике отца Серафима узнала того старца, который тогда, незадолго до ее свадьбы, приходил к ней с печальным предсказанием.
Прежде чем она успела поведать отцу Серафиму свое горе, он заговорил с ней обо всем ее пережитом, как о чем-то ему близко известном, и стал ее успокаивать насчет ее терзаний, что муж отошел ненапуствованным; объяснил, что часто добрым людям Господь пред смертью посылает со Святыми Дарами невидимого Ангела. Старец преподал ей разные советы, как молиться о муже, совершенно успокоил ее и приказал весной приехать к себе опять.
А как объяснить такие события? Один генерал пришел к тому же старцу Серафиму и благодарил его за его молитвы.
— Вашими молитвами, — рассказывал он, — я спасся во время Турецкой кампании. Окруженный многими полками неприятелей, я остался сам с одним только полком и видел, что мне нельзя ни укрепиться, ни двинуться как-нибудь, ни взад ни вперед. Не было никакой надежды на спасение. Я только твердил постоянно: «Господи, помилуй молитвами старца Серафима», ел сухари, данные мне вами в благословение, пил воду, и Бог сохранил меня от врагов невредимым.
В эти минуты крайней опасности смятенная страхом смертным душа человека из этого ада кипучей битвы рвалась за помощью к дальнему старцу, и, как удары электрической искры, прозорливый дух великого Серафима почувствовал эту безглагольную из дальней враждебной страны мольбу погибавшего человека, возопил к Богу, и Бог по молитвам угодника Своего послал в охрану ему легионы Ангелов Своих.
Советами, охраной, мыслями, предупреждениями своими святые при жизни широко служат людям. И как нежно и заботливо служение их!..
Укоряли и смеялись над одной крестьянкой, которая при народе, ожидавшем благословения Оптинского старца Амвросия, стала кричать ему:
— Батюшка, у меня индюшки все мрут. Помоги, чтобы не умерли.
И старец дал ей свой совет. Он понимал, что для нее вопрос о жизни индюшат так же важен, как для крупного мирового купца важен приход в безопасности идущих из другой части света кораблей.
Прибежал однажды в Саровскую пустынь крестьянин с признаками сильнейшего волнения и спрашивал у всякого попадавшего ему навстречу инока:
— Батюшка, ты, что ли, отец Серафим?
Когда ему указали старца, он упал ему в ноги и закричал:
— Батюшка, у меня лошадь украли. Не знаю, как теперь буду семью кормить. Я без нее стал нищим. А ты, говорят, угадываешь.
Старец ласково прижал к груди его голову и сказал:
— Огради себя молчанием. Иди в село (старец назвал то село). Как станешь подходить к нему, свороти с дороги вправо и пройди задами четыре дома. Там ты увидишь калиточку, войти в нее, отвяжи свою лошадь от колоды и выведи молча.
Лошадь была найдена.
Пришел другой молодой крестьянин с уздой в руках, плакавший о пропаже лошадей, и поговорил со старцем. Через несколько времени монах, знавший о его горе, спросил, отыскал ли он лошадей.
— Как же, отыскал! Отец Серафим сказал мне, чтобы я шел на торг и что я там увижу их. Я и вышел, и как раз увидал, и взял к себе своих лошадок.
Дивно общение святых между собою. Так, архиепископ Воронежский Антоний в день кончины старца Серафима в далеком Сарове при отсутствии тогда телеграфов и медленной почтовой гоньбе стал служить по нем панихиду.
Затворник Задонский Георгий рассказывал, что одно время смущался помыслами, не перейти ли ему из Задонского монастыря в другой. Этот помысел он никому не открывал. Однажды пришел к нему странник и сказал:
— Отец Серафим приказал тебе сказать — стыдно, столько лет сидевши в затворе, побеждаться вражескими помыслами, чтобы оставить это место. Никуда не ходи.
В ту ночь, когда душа старца Серафима была освобождена от уз тела, один из русских подвижников, игумен строгой Глинской пустыни Курской епархии Филарет, выходя с братиею своею из церкви от заутрени, указал сияние на небе и промолвил:
— Вот в каком торжестве возносятся к небу души праведников. Ныне преставился Богу Саровский старец Серафим.
Да, для воздействия праведников на души человеческие упраздняются все земные ограничения пространства, времени. И если на земле живой человек, хотя бы и праведный, может в известные минуты говорить и быть поглощенным только одним существом: в небесную пору своего бытия он как бы раздробляется и в одно мгновение входит в общение, невидимо советует, остерегает, помогает, спасает, вразумляет множество людей.
Ведь в вечной жизни происходит полнейшее развитие человеческой души, расцветают все свойства, которые в земном человеке проявляются часто лишь легкими очертаниями, лишь намеками. И та заботливость, то нежное участие к людям, которое замечалось в праведниках в земную пору их существования, тут, естественно, принимает еще большие размеры.
О той греющей любви, которая пламенеет в праведниках, которая как бы теснит их сердце, ища выхода наружу в соответствующих действиях, расскажет следующая сцена из жизни того же великого Серафима, который является неусыпаемой сокровищницей всяческих добродетелей, величайших черт человеческого характера. Эта сцена передана в воспоминаниях одной старушкой, госпожой Аксаковой, которая в раннем детстве была с родными в Сарове и пред церковным прославлением старца Серафима в живых, увлекательных словах изобразила эту давнюю встречу.
Несколько семей из высшего нижегородского круга отправились в Саров, чтобы повидать старца Серафима. Им сказали, что отец Серафим скрывается в лесу. В пустыньке его они не нашли. И кто-то из монахов посоветовал им послать на розыски старца детей. Старец так их любил, что непременно бы вышел к ним из своей засады.
С шумными криками радости дети обнаружили лесное убежище старца. И отец Серафим действительно быстро пошел к ним навстречу, и скоро на лесной полянке стоял он, окруженный детьми. С растроганным взором он поочередно брал их к себе и прижимал к своей груди, умиленно шепча: «Сокровища мои, сокровища...» Было что-то особое в этом пустыннике, превзошедшем суровою жизнью своею великих египетских отцов, который с любовью и благословением прижимал к себе детей, эту будущую юную Россию.
Я застал еще в живых в Дивеевской обители одну древнюю инокиню, которая в раннем детстве приходила со своими односельчанами в Саров. Отец Серафим стоял на лесном пригорке, когда они завидели его. Радостно замахав им руками, он стал кричать им: «Грядите, грядите, грядите ко мне» — и, наконец, словно не выдержав напор усердия своего и любви к этим шедшим к нему людям, он сам побежал к ним навстречу.
Так вот теперь, лежа мощами своими в раке, среди собора, в неугасимых огнях, зажженных усердной рукой, неужели не встречает он, как встарь, приходящих к нему за тысячи верст из шумной столицы, из тихих деревень богомольцев, не бежит к ним навстречу с ободряющим зовом: «Грядите ко мне, грядите», не берет ли на свои руки, чтобы прижать к своей груди, приводимых к раке его невинных детей, шепча им, как шептал тогда давно отошедшему теперь поколению: «Сокровища мои, сокровища...»
Тот, кто вступил в общение с этим изумительным святым, тот должен был чувствовать не раз в своей жизни присутствие и действие его над собой. Как птица, охраняющая гнездо своих птенцов, он вьется над теми, кто доверился ему раз навсегда в своей жизни, призвал его на помощь, кто постоянно помнит о нем.
Овевая необыкновенною сладостью живое общение с собой, он в трогательных выражениях не раз высказывал, как крепка и надежна его защита. Кто-то сильно плакал и скорбел в одном испытании, сомневаясь к тому же в своем спасении. А он подошел и сказал:
— Не плачь, моя радость. Все те спасутся, кто призывает меня.
Тих, благодатен, ласков подход его к душе человеческой. В последние дни свои он говорил своим детям:
— Когда меня не станет, вы ко мне на гробик-то приходите! Как вам время, вы и идите, чем чаще, тем лучше! Если что есть у вас на душе, что бы ни случилось с вами, о чем бы ни скорбели, придите ко мне, да все, все, с собою-то и принесите на мой гробик. Припав к земле, как живому все и расскажите. И услышу я вас — и вся скорбь ваша отлетит и пройдет. Как вы с живым всегда говорили, так и тут! Для вас я живой есть, буду и вовеки.
А часто, когда люди в горе не успели позвать его, он приходит первый.
Одна купчиха видит во сне старца, который говорит ей: «Эту ночь воры подломили у тебя лавку, но я взял метлу и стал мести. Они и ушли». Действительно, запоры у лавки оказались подломанными, но воры, испуганные появлением старца в образе метельщика, убежали, ничем не воспользовавшись.
Богатая женщина далеко от Сарова страдает, задыхается от нарыва в горле. Голос пропал, вода проходила только каплями. Однажды ночью она сидела в постели, обложенная подушками; служившие ей уснули. В комнате светила лампа и лампада у икон. Вдруг неожиданно вошел старец с открытой головой, в белом балахончике, с медным крестом на груди. Он благословил больную и сказал ей: «Простая и добросердечная!» — и вышел. В ту же минуту больная громко воскликнула: «Старец Божий, скажи еще что-нибудь!» Этот голос разбудил ее прислугу, и та спрашивала ее, с кем она говорила.
По выздоровлении ей принесли изображение отца Серафима, и в нем она узнала своего исцелителя, а в Сарове ее поразило, что и одеяние его было то же, в каком старец являлся ей.
В 1865 году в доме г-жи Бар... пред Рождеством раздавали по обычаю пособия нуждающимся.
Вошел отдельно старичок, седой, согбенный, и, помолясь, говорит: «Мир дому сему и благословение». Раздатчица спросила его:
— Ты за подаянием?
— Нет, не за тем.
— Что ж тебе? Бери, если надо.
— Нет, мне ничего не надо, а только видеть вашу хозяйку и сказать ей два слова.
— Хозяйки нет дома. Что передать — скажи нам.
— Нет, мне надо самому.
Одна из прислуги шепнула другой:
— Что ему тут? Пусть идет — может, бродяга какой.
Старичок сказал:
— Когда будет хозяйка, я зайду, я скоро зайду. — И вышел.
Раздатчица видела плохую обувь старичка и раскаялась, на нее напало какое-то смущение. Она выбежала на крыльцо, но и там, и дальше никого не было; он точно исчез. От хозяйки это скрыли, а подозрительной слуге во сне кто-то сказал: «Ты напрасно говорила. У вас был не бродяга, а великий старец Божий...»
На следующее утро г-же Бар... по почте пришла посылка. Это оказалось изображение чтимого в доме старца отца Серафима, кормящего медведя.
Велико было изумление всех, когда те, кто говорили со старичком бедным, узнали его в изображении отца Серафима.
Купец-богомолец с приказчиком, несмотря на уговоры дивеевских сестер, выехали из Дивеева, не переночевав, и попали в страшный буран. След совершенно потеряли, лошади стали, и ямщик объявил, что не знает, куда ехать и окончательно замерзает. Ждали смерти.
— Эх, братцы, — одумался вдруг купец, — и мы-то хороши! Были мы на поклонении отцу Серафиму, а его помощи и не попросим. Давайте попросим его.
И все трое из последних сил стали на колени и начали призывать помощь старца Серафима. Еще не кончена была молитва, как вдруг, слышат они, кто-то возле них шаркает по снегу и говорит: «Эй, вы, что это где засели? Ну-ка вот ступайте за нами, мы вас выведем на дорогу!..» И видят — мимо них старичок и старушка везут салазки, оставляя по себе глубокий след. Они выехали по следу, слышат все пред собою голоса: «Сюда, сюда, за нами». А как ни пускают свою тройку, все салазок догнать не могут. По дороге упали в какой-то овраг и думают: беда. А голоса все кричат: «Не бойтесь, не бойтесь ничего, ступайте за ними».
Из оврага выбрались, опять поехали по следу, пока не показались огни, и тут и салазки, и след, и старик со старушкой пропали. Это старец Серафим с дивеевской первоначальницей Агафией Семеновной Мельгуновой вызволили их из беды.
Замечательно это общение святых, когда они являются вдвоем людям на помощь.
Кто лучше, как святой, может оценить и понять святого? Старец Серафим при жизни видал матушку Агафью Семеновну Мельгунову, дивеевскую первоначальницу. Вероятно, нередко приезжала она в Саров, но он уклонялся от людей, будучи при ее жизни послушником и молодым иеродиаконом. Он присутствовал при ее соборовании, когда она просила игумена Саровского не оставить после ее смерти несколько благочестивых женщин, которых она приютила у себя в доме и которые составили первоначальное зерно будущей великой Дивеевской обители.
Отец Пахомий обещал и промолвил:
— А после меня попечется вот о них отец Серафим.
Уехав тогда из Дивеева, саровцы вернулись к похоронам матушки Александры. Отец Серафим не остался даже на поминовенной трапезе и, несмотря на проливной дождь, пошел пешком обратно в Саров. Больше он в Дивееве и не бывал. Но душа его была полна восторгом пред памятью матушки Александры, которая из богатых помещиц стала как бы слугой крестьянства, работала, как «раб купленный», а все свое богатство употребила на возведение новых и возобновление старых церквей.
На своем своеобразном языке он говаривал дивеевским насельницам: «Великая жена зачинала ваше место. Я и поднесь ея стопочки лобызаю».
В одном из явлений своих старец сказал одной больной:
— Тебя Агафья жалеет.
Господь дал великое обетование: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них». А какая это несокрушимая сила, когда при каком-нибудь деле на пользу земных людей согласно молятся в небе несколько праведников!
Старец Серафим со своей сильной душой, восхищавшейся всем прекрасным, любил с восторгом говорить о великих людях Церкви, о таких деятелях, как Афанасий Александрийский, который один отстоял истину Православия против ереси Ария и ублажал великих подвижников веры и благочестия.
Не тот же ли восторг пред святыми видим и в подвижнике последнего нашего времени, отце Иоанне Кронштадтском? Еще будучи молодым студентом Петербургской духовной академии, он, сидя над творениями Иоанна Златоуста, переживал такие восторги, что в восхищении его страницами начинал от радости плескать руками.
Как много надо ухаживать за людьми, чтобы быть с ними в добрых сношениях, и как, наоборот, святые откликаются нам, как только мы их призовем. Однако и святым утешительно, когда люди проявляют верность к их памяти на всем протяжении своей жизни. И неправильно поступают те почитатели святых, которые недостаточно дорожат видимыми знаками заботы о себе этих праведников.
Одному человеку, который неожиданно получил образ старца Серафима, очевидно, посланный этому лицу самим старцем, и который затем легко расстался с этим образом по чьей-то просьбе, старец явился с ласковым укором.
Если наши внешние нужды заботят собою святых, то заботы их усугубляются, когда дело идет о значительнейших минутах нашего существования, о переходе в вечность.
Вот в Малой Азии, в ссылке за свою правду, влекомый по каменистым дорогам, под жгучим солнцем или на холодном ветру, дивный Иоанн Златоуст приближается к концу своего подвига. Являются ему апостолы Петр и Иоанн, которые были к нему посланы во время его молодости, когда он подвижничал в Антиохийском монастыре.
— Радуйся, добрый пастырь словесных овец Христовых, крепкий страстотерпец, — говорят они, — мы посланы к тебе общим Владыкой нашим Иисусом Христом, чтобы помочь тебе и утешить тебя в трудах и скорбях, которые ты понес за чистоту своей души. Ибо ты, подражая Иоанну Крестителю, обличил беззаконствующих царей. Мужайся и крепись. Тебе уготовано воздаяние в Царствии Небесном. Мы благовестим тебе великую радость: по прошествии немногих дней ты отойдешь к Господу Богу Твоему и будешь вечно блаженствовать с нами в Царствии Небесном.
После этих торжественных слов апостолы подали святителю-исповеднику что-то съедобное и сказали:
— Возьми и съешь, дабы тебе после сего не требовать другой пищи в сей жизни. Этого будет довольно для тебя до того времени, когда ты предашь свою душу в руки Божии.
Накануне смерти Иоанна привели в Команы, где была церковь Святого великомученика Василиска, епископа Команского, пострадавшего в Никомидии при царе Максимиане. Был канун дня Воздвижения Креста Господня. Ночью Иоанну явился священномученик Василиск и сказал:
— Мужайся, брат Иоанн, ибо завтра мы будем вместе.
Таким образом, от рождения до могилы мы можем находиться под благодатным воздействием святых.
Как мы видели, святые очень часто сами идут к нам на помощь. Праведники, живые или отошедшие в небо, призывают нас к себе, открываясь людям в сновидениях, обещая им помощь. Но Бог дал людям свободную волю, предоставил на выбор: жить среди грешных людей или искать общества праведников.
«С кем поведешься, от того наберешься», — говорит пословица. «С преподобным преподобен будеши, с нечестивым развратишися». И духовная жизнь человека идет чрезвычайно успешно тогда, когда он изберет себе в небе какого-нибудь заступника или руководителя, постоянно о нем думает, постоянно к нему обращается.
Как в жизни сходятся люди, имеющие между собой много точек соприкосновения, так и в небе мы можем выбирать святых, духовный облик которых нас особенно к себе привлекает. Человек аскетического склада выберет себе покровителями великих аскетов, постников, молчальников, суровых иноков, убегавших людей.
А люди живые, общительные и порывистые, люди, ждущие ласки и жаждущие постоянно видеть проявления участия со стороны тех, к кому они привязались, не найдут себе лучших небесных друзей и покровителей, как всемирный чудотворец Николай, или наш тихий, отзывчивый праведник Сергий, игумен Радонежский, или скорый утешитель, Саровский Серафим преподобный. Ведь то самое, что святитель Николай Чудотворец чтим всей вселенной, призываем не только даже теми христианскими вероисповеданиями, которые отметают культ святых, как лютеране, но и язычествующими инородцами и магометанами, — показывает, насколько он близок всем нуждающимся в помощи, насколько осязательна и скора эта помощь, насколько он жив для людей и общедоступен.
Это какой-то виртуоз добра и сострадания: лучезарные, столь понятные дела его любви так отрадны и поучительны.
Он является таким высоким примером святости и помощи, что, разбираясь в вопросе о святости, нельзя не остановиться на его служении людям.
Получив наследство после смерти родителей, Николай, бывший тогда священником, стал раздавать его нуждающимся.
Жил в городе один человек, который после большого богатства впал в крайнюю нищету и решил воспользоваться честью трех своих красавиц-дочерей для своего обогащения. Николай узнал об этом и решил спасти несчастных. Три раза по ночам он подкрадывался к лачуге, в которой ютился бывший богач, бросая всякий раз по мешку с золотом на приданое каждой из дочерей. Только на третью ночь облагодетельствованная им семья успела обнаружить Николая, и он взял с них клятву, что они о его жизни никому ничего не откроют. Все три дочери были выданы замуж.
Во дни его епископства были в Мирах невинно осуждены на казнь три гражданина. Святитель в это время объезжал епархию. К нему был снаряжен гонец с вестью: «Весь город плачет и сетует; если бы ты был с нами, то правитель не осмелился бы решиться на это беззаконие». Святитель немедленно вернулся в Миры и, уже подъезжая к городу, узнал, что осужденных повели на казнь. Когда он явился на площадь, первый из осужденных уже ждал смертельного удара, и палач уже вынул из ножен меч.
Народ радостно встрепенулся при виде знакомого образа, внушавшего всем отраду и надежду. Крик освобождения пронесся по площади, и палач не посмел размахнуться мечом, чтобы нанести удар. Быстро, среди расступившегося народа, святитель подбежал к плахе, вырвал меч из рук палача, бросил его на землю и развязал осужденного. По громадному уважению, которым пользовался в городе святитель Николай, никто не осмелился ему препятствовать.
Свидетелями этого поступка святителя были три царских воеводы из Царьграда. Вскоре по возвращении в столицу они были оклеветаны. Их противники успели вынудить у царя указ о их казни. В ту ночь перед казнью, мучимые предсмертным томлением в темнице, они вспомнили, как на их глазах святитель Николай избавил от смерти трех мужей, и с тою силою молитвы, которая доходит до Бога, для которой нет расстояния, они взмолились дивному святителю о помощи.
В ту же ночь спавшему царю предстал святитель Николай и властно произнес: «Встань скорей, разреши заключенных в темнице воевод, они оклеветаны и страдают невинно». Объяснив царю все дело, святитель прибавил: «Если ты не исполнишь мое слово, то я воздвигну страшный мятеж и ты погибнешь несчастною смертью».
— Кто ты, зачем пришел ко мне, почему угрожаешь нашей державе? — спросил царь.
— Мое имя Николай. Я архиерей Мирликийской митрополии.
Святитель явился в ту же ночь главному противнику воевод, и они с царем пересказали друг другу свои сновидения.
Воеводы были вызваны к царю, уверили его в своей невиновности и в это время увидели сидящим рядом с царем святителя. Царь вручил воеводам золотое Евангелие, золотое кадило, усыпанное драгоценными каменьями, два светильника и приказал им свезти все это святителю в Миры.
Это двойное избавление от казни людей вспоминается в церковной песне святителю, в словах: «положил еси душу твою о людях твоих и спасл еси неповинныя от смерти».
Святитель Николай считается покровителем в море плавающих. В великолепной базилике, где почивают мироточивые мощи святителя, в итальянском городе Бари, на берегу Адриатического моря, пишущему эти строки пришлось видеть скромную гравюру в простой рамке, на которой изображен несколько десятков лет тому назад спасенный святителем от бури итальянский корабль.
Еще будучи в священническом сане, он, увлекаемый святою мечтою, плыл мимо берегов Египта, направляясь к Александрии, чтобы оттуда проследовать в Палестину. Поднялась страшная буря; все ждали смерти. Святой Николай помолился, и внезапно море успокоилось. В это же плавание один из корабельщиков оборвался с мачты и убился до смерти. И святой Николай сейчас же воскресил его своею молитвою.
Он также являлся людям, погибавшим в море. Однажды путники, плывшие из Египта в Ликийскую страну, были застигнуты страшной бурей; судно бросало, рвало ветром, корабль весь скрипел от хлещущих волн. Люди прощались с жизнью. Никто из них никогда не видал святителя Николая, но все слыхали о том, как скор он на помощь просящим его. И воззвали они к нему, как к последнему убежищу. Он откликнулся. Святитель вошел на корабль и сказал:
— Вы взывали ко мне. Я пришел вам помочь, не бойтесь.
Он взял рукой за кормило и стал направлять корабль. И как в ту заветную евангельскую ночь Христос запретил буре бить ладью его апостолов — так и тут святитель велел буре перестать. И легла на море тишина.
Так еще при жизни люди, не видавшие никогда его, призывали его в своих бедах, и благодать, жившая в этом дивном христианине, покоряла людей, которые подходили к нему.
Какие-то светлые лучи исходили от него. И люди, страдавшие страстями или скорбью душевной, находили невыразимое облегчение, как только взглядывали на святителя. Не одни его современники но и в средние века люди, богатые религиозным воодушевлением, прославляют его.
Среди непросвещенных язычников и инородцев нашего сурового Севера вы встретите горячих почитателей святителя Николая. Он является им на помощь в нуждах и опасностях их сложной жизни: выводит на дорогу гибнущих от бурана; выводит, как крепкий кормчий, из бурь, когда ладьи их попадают под власть рассвирепевшей стихии. Помня милосердие и помощь своего помощника, они приходят в русские города и, с умилением найдя икону святителя, признают в ней являющегося им чудотворца, ставят перед его иконой свечи, слезно молятся, кладут перед ним в виде дара добытые ими на охоте меха.
Столь же поразительны дела любви и милосердия, сотворенные в неисчислимом множестве святителем по прославлении его.
В нынешней Сирии жил благочестивый человек Агрик, который, почитая память святителя Николая, ежегодно в день его памяти ходил на богомолье в его храм и затем устраивал трапезы для бедных. Однажды шестнадцатилетнего сына Агрика, Василия, который накануне праздника святителя Николая пошел в его церковь, взяли в плен арабы с острова Крита. Там он был сделан виночерпием князя Амиры. Три года скорбел отец об утрате сына. Когда настал день памяти святителя, Агрик сказал жене:
— Мы совсем забыли великого чудотворца и благодетеля нашего. Завтра день его памяти, принесем ему в дар елей, свечи и фимиам. Помолимся ему; быть может, он вернет нам сына или укажет, где он.
Побывав в церкви, они поставили трапезу для бедных. Во время трапезы вдруг у двора залаяли собаки. Высланные посмотреть люди ничего не нашли, а лай все усиливался. Агрик вышел сам и увидел пред собой юношу, одетого по-арабски, с сосудом вина в руках. Василий служил у стола сарацинского князя и наливал ему вино, как его подхватил вихрь и поставил пред отцом.
А вот событие, в котором выяснились такая предупредительность, забота, ласка, покровительство святителя своему чтителю.
Царьградский ремесленник Николай после долгой трудовой жизни в старости впал в нищету. Когда настал праздник святителя Николая, он мучился тем, что нечем ему ознаменовать этот праздник, и, посоветовавшись с женой, решил продать последнее, что у них оставалось, ковер. С этим ковром он пошел на торг. По дороге попался ему навстречу благолепный старец и купил ковер за шесть золотых.
Как оказалось потом, этого старца видел только сам ремесленник, и прохожие удивлялись, что он говорит с кем-то невидимым. Этот старец пришел к жене ремесленника, принес ей ковер, говоря, что муж велел ему этот ковер к ней доставить. Когда вернулся муж, жена стала упрекать его, что он не исполнил своего намерения. Муж же показывал оставшиеся деньги и закупленные им съестные припасы: вино, просфоры и свечи. Весть о чуде распространилась по городу, и патриарх приказал содержать до конца их дней ремесленника с его женой на доходы Софийского собора.
От ранних лет христианства своего русский народ прилепился душой к великому милостивцу и помощнику своему, святителю Николаю. Нет почти города, где не был бы ему создан храм; нет, положительно, ни одного храма, где бы не было его иконы. Иностранцы, посещавшие Древнюю Русь, свидетельствуют о таком усиленном почитании святителя Николая, что он представляется им особым, русским Богом. Святитель послал русскому народу множество икон своих, которым дал чудотворную силу.
В Софийском соборе в Киеве стоит чудотворный образ «Никола Мокрый». В XI веке одна богатая киевлянка, плывя с мужем и младенцем-сыном в лодке по Днепру, уронила сына в воду. Родители с плачем звали на помощь святителя. Перед заутреней на следующее утро, отпирая двери Софийского собора, пономари услыхали плач младенца и нашли ребенка, лежавшего мокрым пред иконою святителя.
Когда великий князь Димитрий Иоаннович Донской выступил из Москвы на решительный бой с Мамаем, в двенадцати верстах от Москвы князю на дереве явилась икона святителя, ободрившая и поднявшая его дух. Она «угрела», то есть обрадовала, сердце князя, почему и основанный на месте явления монастырь назван «Никола на Угреше».
Увидеть человеческое горе, услыхать направленный к нему стон для святителя Николая значит и помочь человеку. Его можно назвать каким-то неустанным, полным святого беспокойства чудотворцем — «Помогай, бросайся».
Ходит рассказ, что в одном из русских приходов к образу святителя Николая во время всенощной подошел пожилой крестьянин и стал просить святителя послать ему немедленно пятьдесят рублей. Многие слышали эту молитву. Услыхал о ней и молодой местный диакон. У него как раз были в кошельке пятьдесят рублей. Чтобы подшутить над бесхитростной верой этого человека, диакон, когда крестьянин поклонился лбом в землю, подбросил незаметно пред ним на пол эти деньги. В великой радости крестьянин положил их себе в карман, не раздумывая, откуда они взялись.
Диакон стал требовать свои деньги обратно, а крестьянин не отдавал, повторяя:
— Я не знаю, кто их положил. Я просил у святителя денег. Он их мне послал. Я тебе не отдам.
Священник приказал диакону оставить крестьянину эти деньги.
Есть другой рассказ, не менее замечательный. Одна бедная дворянка, старая девушка из Петербурга, получила в распоряжение свое на племянника своего несколько тысяч рублей, которые постепенно на него израсходовала. Настал день, когда опека потребовала от нее возвращения этих денег. У старушки не было никаких средств их вернуть. Единственное, что могла она делать, со слезами взывать о помощи к святителю Николаю.
Накануне дня, назначенного для возврата денег, она слезно молилась пред образом святителя в Почтамтской церкви и тут же встретила дальнего своего родственника, которого давно не видала. Он был человек весьма состоятельный, но отличался чрезвычайною скупостью. Заметив ее расстроенный вид, этот человек пригласил ее с собою, привез в своем экипаже к себе домой и стал заботливо расспрашивать о причине скорби.
Когда она ему все откровенно рассказала, он объявил, что как раз имеет в своем столе нужную ей сумму, которую на другой день собирался внести в опекунский совет. Эти деньги он предложил ей. Он рассказывал потом, что какая-то необъяснимая сила заставила его, при всей его скупости, решиться на этот совершенно необычный для него поступок.
Люди не приходят два или три раза туда, где им раньше было отказано. Напряженная вера в святителя Николая всего мира — христианского, магометанского и язычествующего — показывает неистощимость и силу его добрых дел на пользу страждущего человечества.
Когда вам станет тяжело, когда у вас появятся такие обстоятельства, что вы ума не приложите к тому, как вам из них вывернуться, вспомните о человеке, который выводил крепкою и надежною рукою людей из врат смерти, спасая в самых безнадежных обстоятельствах. Вспомните того, кто под свист гудящего ветра, в разгар яростной бури, всходя на корабль к людям, воззвавшим к нему, произнес те слова, которые надо на случай горя, нужды и отчаяния запечатлеть верующим в своих сердцах: «Вы призывали меня. Я пришел вам помочь. Не бойтесь».
И с веками древности будем повторять похвалу, излитую в честь святителя Николая знаменитым песнопевцем, святителем Андреем, епископом Критским, слагателем великого покаянного канона:
«Величаю тебя, митрополия Ликийская: ты стяжала пастыря чадолюбиваго. Ты прияла на главу свою дорогой и нетленный венец. Кто это? — Николай, в нуждах предстоящий с небесными утешениями, неукоснительный защитник в обидах, великий в чудесах и страшный в явлениях, спасающий невинных от погибели, разрушающий сновидениями неправильныя предприятия».
В какой русский храм вы ни войдете, вы непременно заметите озаренную огнями усердно теплимых свеч, на видном месте стоящую икону седовласого старца с пронзительным взором. Он или благословляет рукой, прижимая к груди другою Евангелие, или, мощно распростерев руки, подымает одной рукой к небу храм, в другой держит меч. Знайте, что это вас благословляет он, готовый спешить на помощь; знайте, что за вас готов он обнажить меч в защите от обиды, в предохранение от искушений. И пусть во дни бедствий, сомнений и всякого горя несется из души вашей немедленно слышимый и различаемый им в тысячах со всех сторон вселенной несущихся к нему стонов крик души вашей: «Святитель Николай, помогай нам».
* * *
Кроме общепризнанных Церковью Православною святых, сияющих в венцах святости, русский народ имеет много заступников, которых призывает он на помощь свою и которые еще не причислены к лику святых.
Многие праведники оказывают людям чудесную помощь еще при жизни своей, и та благодарная память, которую они по себе оставляют, уверенность в близости их к Богу и посмертные явления их заставляют людей обращаться к ним за помощью, как эти люди шли к ним при жизни. Образуется почитание еще не прославленного Церковью праведника, которое предшествует его сопричислению к лику святых и продолжается иногда целый век и более.
Среди писем спасителя России от Наполеона, фельдмаршала Кутузова сохранилось письмо, писанное им пред отправлением в Турецкий поход, который он заключил выгодным для России миром в Бухаресте, к знаменитому тогдашнему проповеднику, настоятелю киевского Софийского собора протоиерею Иоанну Леванде. Посылая несколько червонцев, Кутузов просит «по примеру прежних лет отслужить три панихиды у гроба святителя Феодосия Угличского в Чернигове». Так за целый век до канонизации святителя Феодосия Черниговского благочестивые люди искали у него помощи.
Точно так же множество исцелений совершилось у мощей святителя Иоасафа, который целые десятилетия почивал на вскрытии, подобно тому как почивал всегда на вскрытии святитель Феодосий, никогда даже не бывший погребенным, потому что первое чудо мгновенного исцеления от тяжкой болезни совершил он над своим преемником, святителем Иоанном, впоследствии митрополитом Тобольским, также оставившим по себе впечатление святости.
Это множество подвижников, отходящих к Богу и предстоящих за свой народ, почивающих в нетленных мощах, чрезвычайно утешительно, свидетельствуя о том, насколько жив дух Христов в Церкви, как богато наша Церковь плодоносит.
Упомянем имена некоторых подвижников, чтимых народом, будущих святых Русской Церкви. В Киеве нетленно почивают митрополиты Киевские: Рафаил Заборовский, Самуил, Филарет, современник Московского Филарета, Филофей и митрополит Тобольский Павел Конюскевич. Там же окружена народным почитанием память старцев: иеросхимонаха Феофила юродивого и монаха Досифея, — дворянской девицы, спасавшейся в образе инока и давшей Прохору Мошнину, будущему старцу Серафиму Саровскому, совет идти в Саров.
Под Москвой, в Троице-Сергиевой лавре, почивает чудотворящий митрополит Филарет, о некоторых посмертных делах которого сейчас будет рассказано. А в своем основанном им близ лавры Вифанском монастыре почивает скончавшийся во время Отечественной войны и предсказавший падение Наполеона знаменитый вития, митрополит Платон Левшин, имеющий дар исцеления детей.
В Тобольске чтут память Иоанна, митрополита Тобольского и всея Сибири, и архиепископа Тобольского Варлаама. В Новгороде схоронен великий поборник Православия, восстановитель русского монашества, правдолюбец Гавриил, митрополит Новгородский, современник и друг митрополита Московского Платона. Во Пскове все более утверждается вера в святость архиепископа Симона Тодорского, современника императрицы Елизаветы Петровны. У раки его совершаются исцеления. В Харькове чтут память почивающего в открытой раке архиепископа Мелетия. В Воронеже убеждены в святости одного из величайших русских аскетов архиепископа Антония и слепца-архиепископа Иосифа. Вся Пенза ходит на поклонение епископу Иннокентию, пострадавшему в царствование императора Александра I за верность Православию и защиту его от сектантов.
Возбужден вопрос о причислении к лику святых Софрония, архиепископа Иркутского, и убиенного шайкой Пугачева митрополита Иосифа Астраханского. В Алатырском монастыре Симбирской епархии нетленно почивает и чудотворит схимонах Вассиан. В таких строгих пустынях, как Глинская, Софрониева-Молченская, Оптинская и Саровская, имеется по нескольку праведников, прославления которых можно ожидать: в Сарове — современник старца Серафима молчальник Марко, а в близлежащей Дивеевской обители — первоначальница Агафья Семеновна Мельгунова (в иночестве Александра), монахиня Елена Мантурова и юная монахиня Мария (в схиме Марфа) Мелюкова, юродивая Пелагия Ивановна. В недалеком от Дивеева Арзамасе — основательница арзамасской Алексеевской общины Маржия Петровна Протасьева (в схиме Марфа), подвижница XVIII века. В Оптиной пустыни — старцы: Леонид-Лев, Макарий, Амвросий, архимандрит Моисей и брат его игумен Антоний. Около Лебедяни находятся две женские общины: Сезеновская и Троекуровская, где почивают праведные их основатели-затворники — старец Иларион Троекуров и Иоанн Сезеновский. Город Задонск кроме мощей святителя Тихона славится своим праведным затворником Георгием из гусарских офицеров, схимонахом Митрофаном, собеседником святителя Тихона, юродивым Антонием Алексеевичем, основательницей странноприимного монастыря Матроной Наумовной и подвижницей Евфимией Григорьевной Поповой. В Ельце помнят затворницу Девичьего монастыря Меланию и священника Иоанна Борисова, день памяти которого справляется всем городом. Все эти праведники являются людям с помощью, с предупреждением, с исцелением.
Святитель митрополит Филарет скончался 19 ноября 1867 года. В 1833 году вечером, накануне дня святого Филарета Милостивого (1 декабря), имя которого носил митрополит, один московский книгопродавец, чтивший его память, собрался в театр. Еще он не вышел из лавки, как ему приносят портрет митрополита, который ему давно хотелось иметь. Он купил портрет, и в это время ударили на соседней колокольне. Он спросил, какой завтра праздник. Ему ответили, что день Ангела почившего митрополита. Он призадумался и, вспомнив, что и торговлю свою он когда-то открыл 1 декабря, пошел ко всенощной.
Чрез несколько лет он взял более обширную лавку. Когда весь товар уже был перенесен, он пошел в церковь пригласить священника для молебна. В церкви служили панихиду по митрополиту Филарету: опять было 1 декабря. Через несколько дней, когда он открыл уже лавку для покупателей, входит простой русский мужичок и, делая почин, спрашивает «Слова и речи» митрополита Филарета. «Пусть умники нынешнего века назовут все это случайностью, — заключает свой рассказ книгопродавец, — но я, темный человек, не могу не видеть в этом благословения великого митрополита и потому свято чту его память».
Незадолго до кончины митрополита был у него за благословением сын богатого московского негоцианта В. А. Мед-в. Он собирался по торговым делам в далекий путь по Средней Азии. В январе 1867 года он возвращался в Россию по Каракумской степи из Коканда. Его сопровождал один русский и проводник-киргиз, ехали на трех верблюдах. 15 января поднялся ужасный буран, мороз доходил до сорока градусов, дорогу занесло. Метель слепила глаза. Всадники и верблюды дрожали от холода. Они потеряли не только дорогу, но и направление, по которому надо было ехать, и плутали более двенадцати часов. Наконец верблюды остановились и жалобно кричали. Тоска страшная овладела людьми. Проводник предсказывал гибель. Его слова подтверждались валявшимися по сторонам дороги костями и скелетами... Тогда М-в предложил спутникам помолиться Богу о помощи и предаться Его воле... Молясь, он вспомнил Москву, свою родину, покойных своих родителей, близкого к ним митрополита Филарета (о смерти которого он еще не знал и у которого перед выездом принял благословение). Горячо помолившись, он прислонился к верблюду и стал забываться. И тут ему представилось такое зрелище.
Шла процессия, впереди нее митрополит Филарет в полном облачении, с крестом в руках. Его под руки ведет отец М-ва и говорит митрополиту: «Благослови, владыка, сына моего, Василия». И митрополит перекрестил его, говоря: «Бог благословит тебя благополучно продолжать путь».
Видение кончилось, дремота М-ва прекратилась, и вдруг он услышал лай собаки. Ни одной собаки между тем с ними не было. Все слышали этот лай, а верблюды сами повернули в ту сторону и бодро пошли в сторону лая. Пять или более верст раздавался перед путниками этот лай невидимой собаки и довел их до киргизского аула.
Подкрепившись, они спросили, где собака, которая привела их к жилью. Этот вопрос удивил киргизов: во всем ауле не было ни одной собаки...
На Смоленском кладбище в Петербурге почивает Христа ради юродивая блаженная Ксения, совершавшая свой подвиг в XVIII веке. Обширная благолепная часовня на месте ее погребения не вмещает в праздничные дни приходящего к ней народа, но и в будни почти не прекращаются постоянные панихиды по ней. Уже самое скопление народа у ее гроба показывает действенность обращения к ней. Ведь если кто-нибудь, услышав о ней, придет раз или два и не получит помощи тут, тот не вернется к ней. Между тем тут количество приходящих все увеличивается.
Блаженная Ксения, по общему верованию, оказывает особенную помощь в делах семейных, в получении мест, в определении детей в учебные заведения. Это верование основано на разных замечательных опытах ее заступления.
У матери-вдовы из высшего звания была дочь, уже взрослая. К ней посватался полковник, которому дано было согласие. Между тем сердца матери и дочери были непокойны. Они поехали на могилу блаженной Ксении и со слезами перед нею молились. В тот же день жених отправился в казначейство за казенными деньгами и здесь был арестован по указанию часового. Оказалось, что часовой этот сопровождал его, как важного преступника. Он бежал и, убив встречного офицера, завладел его деньгами и документами, присвоил себе, так сказать, его личность и чуть не сгубил молодую жизнь.
Доктор Булох, приехавший в Петербург для приискания места, три недели хлопотал безуспешно. По совету знакомых он отслужил панихиду на могиле блаженной Ксении и на другой же день назначен был в город Ржев. Такой же случай был с господином Исполатовым, который после молитвы у могилы блаженной Ксении получил предложение разом четырех мест.
Одна полковница привезла двух сыновей в Петербург определить в кадетский корпус, но это ей не удавалось. В день отъезда она шла по мосту, горько плача. К ней подошла женщина простого по виду звания и говорит ей:
— Что ты плачешь? Пойди, отслужи панихиду на могиле блаженной Ксении, и все будет хорошо.
— Кто же это Ксения, где ее могила? — спросила вдова.
— Язык до Киева доведет, — отвечала незнакомка.
Вдова узнала, кто такая Ксения, и отслужила панихиду на ее могиле. Вернувшись с кладбища домой, она узнала, что в ее отсутствие ее требовали в корпус: дети были неожиданно приняты.
К псковской помещице приехала погостить ее родственница, жившая в Петербурге, и много рассказывала ей про блаженную Ксению. Рассказ этот настолько повлиял на помещицу, что, ложась спать, она в молитве помянула блаженную.
Она в эту ночь видела сон, что Ксения ходит вокруг ее дома и поливает его водой.
На следующее утро загорелся сарай с большим количеством сена. Дом был в опасности, но уцелел.
В одной семье, занимавшей совершенно исключительное по высоте своей положение, был опасно болен молодой муж.
Однажды истопник, встретясь в коридоре с молодой наследницей, доложил ей, что был исцелен песком с могилы блаженной Ксении, и просил положить этого песку под подушку больного наследника. Это было исполнено. Ночью, когда молодая жена в полузабытьи сидела у постели мужа, она увидела пред собою женщину в рубище, которая сказала ей, что муж ее выздоровеет и вскоре родится у нее дочь, которую нужно назвать Ксениею, и она будет хранительницею семьи.
* * *
Люди, судящие о религии с кондачка, часто подсмеиваются над убеждением верующих, что святые имеют свои особые дары, за которыми и обращаются к ним верующие.
Между тем при вдумчивом отношении к делу тут нет ничего смешного, а все объясняется совершенно понятно для лица, знакомого с человеческой психологией. Склад человеческого характера заставляет человека интересоваться тем или другим. И чем крупнее известные люди, тем ярче выражен их интерес именно к той, а не к другой области жизни.
Эдиссон, интересующийся своими открытиями, нисколько не интересуется географией, как знаменитые исследователи неведомых стран не интересуются, положим, искусством, которым только и дышат знаменитые художники или музыканты.
Святые, по складу своего характера, принимали к своему сердцу особенно близко какой-нибудь один вид людских несчастий. Пантелеимон-целитель был при жизни врачом, почему и изображается на иконе с ящиком своих лекарств в руке, и его искусству помогала его вера. Понятно, что в новом виде своего бытия, являющегося гармоническим развитием лучших свойств души, которые были сродни этой душе во время земной его жизни, он больше всего призирает больных и исцеляет обращающихся к нему именно за этой врачебной помощью людей.
Святитель Николай, столь часто и при жизни, и по отшествии своем извлекавший людей из бед на море, сохранил то же попечение о плавающих и в небесную пору своего бытия.
Святитель Гурий Казанский, который, неповинно заключенный под землей, находил в себе силы переписывать азбуки для детей и потом чрез доверенных продавал их для раздачи вырученных денег бедным; понятно, не утратил он и теперь своего интереса к распространению грамоты, почему к раке его родители приводят детей, которые начинают учиться.
Святитель Спиридон Тримифунтский ознаменовал жизнь свою чрезвычайным человеколюбием и чудесами на помощь страждущим. Он остановил поток на пути своем, когда шел спасти неповинно осужденного. Он во время голода превратил змия в злато, чтобы дать денег голодавшему поселянину. Поэтому к нему и обращаются люди в денежных затруднениях.
Мученики Гурий, Самон и Авив почитаются покровителями брака вследствие помощи, оказанной им одной обманутой девушке. Благочестивая вдова София из Едессы выдала дочь свою Евфимию замуж за воина-готта. Увозя ее с собою домой, готт, возложив руку на гробницу мучеников Гурия, Самона и Авива, произнес:
— От рук ваших, святые, принимаю отроковицу, и вас беру поручителями и свидетелями перед матерью ее, что не сделаю никакого зла супруге, но буду хранить ее с любовью и почитать до конца.
Между тем, привезя молодую жену к себе домой, он сделал ее прислужницей остававшейся дома жены, тогда как прежде прикинулся холостым. Жена эта отравила ребенка Евфимии, а когда Евфимия отмочила в вине, поданном госпоже, шерсть, которою она вытерла губы своего умершего младенца и та от этого вина умерла, готт со своими родными заключил Евфимию в погребальную пещеру покойницы.
По молитве несчастной Евфимии ей явились мученики Гурий Самон и Авив, чудесно перенесли ее в свой Едесский храм.
Готт, считавший Евфимию умершею в гробнице, был послан в Едессу для охраны города. Здесь преступление его обнаружилось, и он был казнен.
Вот какое дивное заступление оказали мученики Гурий, Самон и Авив доверившейся им женщине, и вот почему христиане верят в то, что они имеют благодать охранять христианский брак.
* * *
Ах, как бы хотелось утвердить в людях эту веру, которая так облегчает жизнь, которая так удваивает и утраивает духовные силы, дает такое терпение в скорби, такое мужество и настойчивость в преследовании добрых своих целей, дает такую непоколебимую уверенность в будущее блаженство, в высокое призвание человека; веру в то, что нет жизни только земной, что земная жизнь есть только короткий миг в общем течении безграничного существования души, что нет двух отдельных миров: земного и небесного, что души людей, отшедших от земли, не забывают земных людей, видят их, беспокоятся о них, утешают их в опасностях, спасают от искушения, стараются помочь им жить для Бога, достичь того Царствия Небесного, которого сами достигли.
Если бы только вы верили необоримо и крепко, что вокруг нас собран громадный мир святых, из которых всякий только того и ждет, чтобы мы его призвали, чтобы мы дали ему участвовать в нашей жизни, чтобы начать свое благое на нас воздействие!..
Если бы мы только верили, что близкие люди, от нас отшедшие, продолжают жить с нами, любят нас деятельной любовью, молятся за нас Богу, прося взамен ответных молитв за них!
«Душа душе весть подает». Сегодня верующий помолился праведнику, почтил его, ничего у него не прося и не имея в данную минуту вообще ни к кому никакой просьбы. А завтра, или через месяц, или чрез год, или чрез многие годы у этого человека какая-нибудь тяжелая нужда — и святой, которого он почтил, без его даже просьбы спешит ему на помощь. Или грозит ему какая-нибудь внезапная и страшная опасность, о которой он и не подозревает, и тот же святой заслоняет его своей чудотворной силой.
Царь Алексей Михайлович чрезвычайно благоволил к Сторожевскому монастырю преподобного Саввы, верстах в пятидесяти от Москвы. Случилось читать переписку царя по делам этого монастыря, из которой видно, с какою заботою строил царь благолепие этого монастыря, лил для него колокола и украшал его живописью, как велико было стремление царской души посетить эту дорогую для него обитель.
Объясняется эта любовь царя к обители тем, что преподобный Савва спас царя в минуту смертельной и безвыходной опасности. Тешась медвежьей охотой в окрестностях Саввина монастыря, царь, как-то случайно оставленный другими охотниками, очутился лицом к лицу со страшным медведем, который, поднявшись на задние лапы, пошел на него. Царь прощался уже в мыслях с жизнью, как вдруг на медведя вышел старый инок и отогнал его. Прибыв затем в Саввин монастырь, царь узнал по иконе являвшегося ему старца — его спас преподобный Савва.
Так же замечательно спасение преподобным Саввой своего монастыря через два почти века от разорения французами. В двенадцатом году в Саввин монастырь пришел со своим отрядом пасынок императора Наполеона, принц Евгений Богарне. Ночью явился ему старец с приказанием охранять его обитель и за то обещал ему невредимое возвращение домой. Принц запретил своим солдатам что-нибудь трогать и поставил для охраны собора у дверей часовых.
Евгений Богарне принадлежал к немногим из военачальников Наполеона, благополучно вернувшихся из похода. Впоследствии сын его, принц Максимилиан Лейхтенбергский, женился на дочери императора Николая Павловича, великой княжне Марии Николаевне, посетил обитель преподобного Саввы и рассказал, со слов своего отца, об этом явлении преподобного Саввы принцу Евгению.
Основатель Кольско-Печерского монастыря на Крайнем Русском Севере, преподобный Трифон Кольский (скончался в 1583 году) был по делам своей обители в Москве. Он подал свою челобитную царю Ивану Грозному, когда тот с благочестивым царевичем Феодором шел в церковь. Царевич Феодор отличался чрезвычайной набожностью и чувствовал особое влечение к подвижникам. Его сердобольному сердцу захотелось тут же оказать какую-нибудь ласку дальнему иноку. Он выслал из притвора преподобному свою шубу, приказал передать ему, что спешит предупредить своею милостью милость царя, и просит его шубу эту употребить на ризы.
Дело в том, что шубы знатных русских были в то время крыты великолепной парчой, и даже в патриаршей ризнице до сих пор хранятся ризы, сделанные из жалованных царями шуб.
Прошло немало лет. Феодор был царем. Русское войско осаждало Нарву. Феодор ночевал в шатре. Тут ему явился благолепный старец в иноческой одежде и сказал:
— Встань, государь, и выйди из шатра, иначе будешь убит.
— Кто ты такой? — спросил царь.
— Я тот Трифон, — отвечал явившийся, — которому ты подал твою одежду, чтобы твоя милость предварила другие. Господь Бог послал меня к тебе.
Едва царь успел выйти из шатра, как ядро из города ударило в царскую кровать. Царь немедленно послал в обитель благодарность и дары преподобному Трифону. Но посланные гонцы вернулись с вестью, что преподобного уже нет на свете.
Один человек, хорошо знавший в своей юности старца Амвросия Оптинского, был отчаянно болен тифом, соединенным с сильнейшим плевритом обеих сторон. Окруженный прекрасным уходом врачей, с не отходившими от него опытными фельдшерами, он лежал все же одинокий, вдали от родных, вполне приготовившись к мысли о смерти. Были сделаны все последние распоряжения, определены подробности похорон. Больного особоровали и дважды приобщили; осталось только умереть.
6 декабря вечером больной, который был до того слаб, что не мог поднять руки и временами не мог прошептать нескольких необходимых слов, хотя все время голова его сохраняла полнейшую свежесть, вспомнил про отца Амвросия и про то, что на завтрашний день, святителя Амвросия Медиоланского, праздновались именины старца. В этот же день была память Николая Чудотворца.
Он велел принести себе висевший в другой комнате небольшой образок святителя Николая Чудотворца, которым старец благословил его за месяц до своей кончины при их последнем свидании. Этот образок ему положили на пылавшую от сильного жара голову. Тогда же почувствовал он какое-то необыкновенное облегчение и весь погрузился в отрадное состояние покоя и надежды. Немедленно с него побежал обильный пот, продолжавшийся всю ночь, и с утра началось быстрое выздоровление.
Мы говорили сейчас о давних святых и давних делах. Хочется рассказать теперь о двух событиях, необыкновенных по значению, хотя они и не носят в себе характера поразительных чудес, — событий, которые совершились в течение последних лет на глазах пишущего эти строки, в обыденной жизни.
Один мой знакомый читал жизнеописание известного архимандрита Антония, наместника Троице-Сергиевой лавры, друга митрополита Филарета. Там между прочим приведено было письмо одной московской барыни из богатой семьи, которая осталась молодой вдовой с двумя детьми, сильно скорбела и находила духовную поддержку в отце Антонии.
Как-то раз, описывая отцу Антонию явление ей во сне старца Серафима (это было за несколько десятилетий до церковного прославления преподобного Серафима), она пишет, что отец Серафим, подойдя к ней, схлебнул ее слезы. Это выражение потрясло до глубины душу читавшего человека, потому что трудно двумя словами лучше выразить всю безграничную заботу старца Серафима об усердствующих к нему людях, всю силу отклика его, принимающего в свою душу все горе, весь душевный груз человека... Отложив в сторону книгу, он глубоко задумался над этими взволновавшими его словами.
Тут же, чрез какие-нибудь несколько секунд, раздался звонок телефона. Знакомый сказал ему, что есть один господин, которого он когда-то встречал в одном доме, который очень хочет свидеться с ним и, будучи нездоровым, просит его заехать к нему. Недели через две это свидание устроилось.
Они заговорили о двух дорогих для них людях: митрополите Филарете и старце Серафиме. И, будучи еще под влиянием вычитанных им слов, тот господин сказал хозяину:
— Я недавно прочел в жизнеописании архимандрита Антония лучшие, кажется, слова, какие мне доводилось слышать об отце Серафиме, именно, что он у одной скорбной вдовы «схлебнул слезы».
— Эта вдова была моя мать, — сказал хозяин, — это ее письмо к архимандриту Антонию вы читали.
Как же было не поверить, что сам старец устроил это знакомство, сблизил между собою двух родных по духу людей на их взаимную пользу!
<…> А вот что случилось совсем недавно с одним моим знакомым, точно так же почитающим память митрополита Филарета. Этот знакомый получил недавно землю на крайнем русском Юге, в Закавказье, и предполагал засадить ее высокоценными и доходными лимонными деревьями. Не имея знакомств в той местности, совершенно неопытный в этом вопросе, он недоумевал, как приступить к делу.
Утром он читал жизнеописание митрополита Филарета и, между прочим, о том, как митрополит после своей смерти избавил от гибели московского негоцианта, ехавшего в Сибирь по степи и застигнутого жестоким бураном. В этом описании было упомянуто имя города Коканда, откуда возвращался спасенный.
Вечером того дня этот господин отправился на только что открытую в Петербурге выставку «Русская Ривьера», которою он имел теперь особое основание интересоваться как относящейся до того края, где он думал хозяйничать.
У одной из витрин он разговорился с южной землевладелицей и упомянул о тех местах, где у него была земля.
— Ах, — сказала она, — вам надо познакомиться с очень энергичной барыней, которая имеет там громадные питомники растений. Она вам может дать хорошие советы.
Знакомство произошло тут же. И во время разговора он узнал, что эта чрезвычайно деятельная и толковая особа, только за несколько лет до того приступившая к хозяйству, достигла уже громадных результатов и что муж ее служит в Коканде. Она предложила ему всячески помогать и под ее руководством отборными деревьями своего питомника засадить его землю.
Можно отрицать необычайность такого совпадения. Но для этого человека, видевшего на себе уже раньше опыты помощи и заступления митрополита Филарета, было несомненно, что в течение одного дня дважды слышать имя города, которое он не слыхал ни разу в продолжение многих лет, и найти крайне важную помощь, значило в этом совпадении ощутить опять участие в себе великого и благого чудотворного помощника. И этот помощник шептал ему: «Я помню о твоем деле и помогу».
Подумайте теперь, какая чудная связь, какие необыкновенные совпадения: книга о Филарете — и проекты южного хозяйства, Петербург — и в четырех тысячах верст от него залитое солнцем побережье, граничащее с Турцией, — и все связано вместе помогающим с высокого неба, всезрящим чудотворцем.
Мы говорили до сих пор о помощи, которую оказывают канонизованные святые или великие, хотя бы еще к лику святых не причисленные, праведники. Но еще более утешительным, быть может, доказательством общности и неразрывности двух миров является та помощь, которую оказывают своим близким люди веровавшие, но не достигшие той особой высоты, с которой начинается святость.
Один молодой человек отправился после долговременной опасной болезни в южный климат, когда получил депешу о безнадежном положении своего отца. Отцу было семьдесят лет, но он был полон сил, мог совершать, не присевши, прогулки верст по пятнадцати. Все, по-видимому, обещало ему долгую жизнь.
Сын застал отца уже без памяти и через сутки, особорованный и приобщенный при нем, отец умер. Эта смерть повергла сына в какое-то тупое отчаяние. Одно обстоятельство особенно усугубляло его скорбь. Накануне отъезда сына отец, по-видимому, желал провести с ним вечер. Сын был приглашен в один дом, где он любил бывать, и принял это приглашение. При уходе его отец с некоторой укоризной сказал ему:
— Опять ты там засидишься, и мы с тобой не увидимся.
— Нет, нет, — отвечал он, — я вернусь рано.
Но, действительно, он там засиделся, и, когда вернулся, отец его уже лежал в постели. Поезд отходил ранним утром, так что больше они в этой жизни не могли поговорить.
Эта мысль и раскаяние за то, что он не провел с отцом последних часов, которые мог ему посвятить, его сильно расстраивали. Не оправившись еще от болезни, от которой он искал полного исцеления на юге, он чувствовал себя отвратительно. В нем была какая-то болезненная апатия. Ему казалось, что он не может кончить ни одного дела, за которое он возьмется: написать краткую, необходимую записку, куда-нибудь сходить.
Между тем дела после отца остались в довольно большом расстройстве и требовали напряженной деятельности. И вот сын дней чрез двадцать по кончине отца видит его во сне: будто бы они сидят где-то вместе. Отец расслабленный прислонился к дивану и просит, чтобы сын перевел его на кресло. Сын поддерживает отца, который наваливается на него всею тяжестью своего тела, и сын чувствует, что какие-то новые силы вливаются в него от этого крепкого соприкосновения. Он вскоре проснулся и с утра чувствовал себя совершенно здоровым. Обычная его энергия вернулась с удвоенной силой.
Разве это не было чудесным явлением отца сыну с исцелением его и, вместе, знаком прощения за невольную вину сына пред отцом, которая его так смущала?
В недрах русских семей, достигших известной высокой духовности, хранится немало рассказов о таких же случаях.
Один мой знакомый видит пред смертью членов семьи кого-нибудь из близких, ранее умерших людей, которые ходят по дому и что-то ищут.
Первый случай такого рода был с ним тогда, когда заболела его двоюродная тетка, престарелая, но очень еще здоровая женщина. Болезнь казалась незначительною. Больная была в Москве, а семья жила в деревне. Тут племянник увидал в первый раз в жизни во сне давно умершего дядю, брата больной, с которым он был очень хорош. Он сказал своей сестре:
— Вот увидишь, тетя Паша умрет. Я видел дядю Феодора Николаевича, который ходил по дому и кого-то искал.
Старушка, начинавшая поправляться, совершенно неожиданно скончалась в тот самый день, как исполнилось пятьдесят лет ее свадьбы с умершим десять лет назад мужем.
Этот же человек находился в одном курорте, когда увидал старую слугу из крепостных, шестьдесят лет служившую в доме и умершую лет за семь до того. Эта слуга опять ходила по дому и кого-то искала. Так как в это время была сильно больна воспитавшая их тетка, то он и стал ожидать плохих известий и рассказал об этом сне бывшим в том же курорте родным.
Чрез два дня, во время веселого завтрака на террасе, залитой южным солнцем, ему принесли телеграмму. Он весь задрожал и воскликнул:
— С тетей Верой что-нибудь дурное!
Но телеграмма гласила о том, что занемог его отец, который чрез три дня и скончался.
В третий раз он видел своего отца, который тоже искал кого-то по дому, и тогда умер еще один родственник.
Охраняя нас, давая нам некоторые таинственные извещения, отошедшие от нас люди не могут сделать одного. Они не могут нам описать того блаженного состояния, в котором они находятся. Нашим ограниченным мирским умом не можем восприять всего того, что они переживают.
Довелось слышать рассказ о том, что один умерший муж являлся во сне своей жене, и когда он стал ей рассказывать о том существовании, которое ему там открылось, она не могла уловить содержания его слов. Слова его в раздельности были ей понятны, но общего смысла она постичь не могла.
Вопрос о духовных предчувствиях и предвидениях — вопрос чрезвычайной важности. Некоторые люди обладают способностью чувствовать во время свадьбы судьбу брачующихся лиц; другие, во время похорон, — духовную судьбу усопших.
Помимо скорби, переживаемой у гроба праведного умершего человека, его близкие, духовно развитые люди переживают у этого гроба какую-то тихую радость, отсвет той радости, святой и нетленной, в какую погружается по отшествии от земли душа праведно жившего человека.
Не показывает ли это, что душа отшедшего бросает такой отсвет на окружающую его группу людей, что чуткие из них ощущают ясно на себе ее благое воздействие.
Сколько тайн, сколько необъяснимых явлений, которые мы разгадаем только в счастливом будущем, в стране великих откровений!.. А как, например, понять, как объяснить тот совершенно выходящий из ряда случай, поразительный даже для таких людей, которые уже привыкли к прозорливости праведников, случай, происшедший со старцем Амвросием Оптинским в последние годы его жизни?
Приходит к нему одна вдова купеческого сословия, рассказывает, что она все видит во сне своего мужа, о чем-то тревожащимся. Эти сновидения ей не дают покоя, так как она уверена, что муж просит ее помочь в чем-то важном для его души.
Старец, выслушав рассказ, опустил глаза в землю, сосредоточившись. После некоторого молчания он определенно сказал:
— Твой муж был должен некоему Петру, отыщи этого Петра и заплати ему долг.
На том вдова и уехала из Оптиной. Тут же стала искать она в мыслях того человека, которому муж ее был должен и который носил бы имя Петр. Как раз это имя принадлежало одному из близких друзей покойного, и она обратилась к нему по возвращении ее домой. Что же оказалось: ее муж действительно незадолго до смерти без всякого документа взял у него для своего предприятия взаймы довольно значительную сумму денег и об этом ничего не отметил в своих записях.
Благородный друг его из деликатности об этом долге не упоминал после его смерти и считал эти деньги пропавшими. Вдова имела полную возможность возвратить ему занятую сумму, и с тех пор муж перестал ей являться. Он успокоился.
Как объяснить? Как понять?
В большинстве случаев даже у верующих людей нет правильного отношения к святым и особенно — правильного отношения к своим покровителям, к тем святым, имя которых они носят. Если человек принимает на себя обязанность быть восприемником от купели и если этот человек верующий, добросовестный, то он смотрит свято на свои обязанности: следит за религиозным развитием своего крестного сына или крестной дочери, всячески помогает и покровительствует ему при жизни.
Неужели же святые в своих отношениях к людям могут быть менее добросовестны, чем обыкновенные земные люди? Конечно, всякий праведник, чье имя нарекается младенцу при крещении, считает его своим и готов о нем всячески заботиться. Но сами-то люди ничего не делают для того, чтобы привлечь к себе эту заботу. Редко-редко даже в верующих семьях дети имеют иконы своих святых, и если призывают каких-нибудь святых на помощь, то постоянно обходят забвением своих ближайших покровителей.
Евгений Поселянин
Из книги "Идеалы христианской жизни"