«Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, чем богатому войти в Царство Божие» (Мф. 19: 24).Все мы не раз читали, слышали, что эти слова Спасителя нельзя понимать буквально, по-пролетарски: богач не пройдет, а бедняк – легко. Не о достатке как таковом здесь речь, а о привязанности к имуществу, к мирскому благополучию; о немощи духовной, неспособности отказаться от земных благ ради благ иных.
Более того, бедному, малоимущему, малообеспеченному человеку отказаться, освободиться от этой зависимости, от связанности духа материальной стороной жизни не легче, а подчас гораздо труднее, чем человеку обеспеченному. Груз бедности в этом смысле тяжелее, чем груз достатка.
Конечно, бедность – понятие относительное. Среди моих друзей и знакомых нет голодающих, однако есть те, кто делает мучительный выбор между покупкой зимней обуви и лечением зубов; между ремонтом квартиры и скромной внутриграничной поездкой в летний отпуск. И все это, заметьте, – люди, добросовестно и трезво трудящиеся. Либо уже отработавшие свое. Таких бедняков много, это показатель неразрешенности российских проблем, социального и экономического неблагополучия общества. Сегодняшняя бедность прячется за фасадами и вывесками другой, «успешной», «продвинутой» жизни. На саратовских улицах – пробки из иномарок, дорогие рестораны и бутики на каждом шагу, рекламные щиты зовут на Мальту и на Багамы. Это более чем заметно. А человека, мерзнущего на остановке, пропускающего маршрутки и ждущего троллейбус (на маршрутке билет 14 рублей, на троллейбусе – 12), – кто ж его заметит, такого маленького?.. А он таки существует.
Бедность, иначе говоря – малообеспеченность, хроническая нужда и постоянная борьба с нею, – это очень большое искушение. За хронической усталостью от этой борьбы так часто следует уныние, а за ним и отчаяние. Мало кто, находясь в этих обстоятельствах, избегает зависти – подчас неосознанной, подспудной, но от того только более опасной. Периодическое унижение бедностью воспаляет и без того больную гордость. Бессильное возмущение несправедливостью разрушает человека духовно, даже если оно направлено на государственную власть и справедливо само по себе; но зачастую это возмущение, этот бессильный протест определяет отношение человека и к Богу тоже – и порождает ропот. Все это вместе может привести к ожесточению сердца, утрате любви, надежды и веры.
Но не вступает ли все изложенное выше в противоречие с тем, что писали о бедности святые отцы, учителя Церкви?
«Бедность не порок, а главное средство к смирению и спасению» (преподобный Амвросий Оптинский). «Бедность при благочестии служит вернейшим средством к ограждению смирения» (святитель Григорий Богослов). «Бедность – великое стяжание для тех, которые мудро переносят ее» (святитель Иоанн Златоуст). Много еще можно подобных цитат набрать, начав с апостольских посланий: «Не бедных ли мира избрал Бог быть богатыми верою и наследниками Царствия?» (Иак. 2: 5). А если мы обратимся к тому евангельскому эпизоду, с которого начали, то увидим, что Учитель предложил богатому юноше именно стать бедным, более того – нищим.
Но ведь не ради бедности как таковой. И из всех приведенных цитат, из всех трудов видно: не сама по себе бедность спасительна, нет – она благо лишь постольку, поскольку может способствовать духовному труду. Только в этом смысле бедность хороша – как и болезнь. Болезнь может человека смирить, может научить его терпению, помочь ему понять нечто важное. Но из этого никак не следует, что ее не надо лечить. Ни у одного православного автора вы такого не прочитаете: Церковь издревле благословляет врачей. С бедностью, как мне кажется, так же.
|
Максимов. Больной муж. 1881. |
Один священник сказал мне недавно, что мы не должны «вставать на духовные цыпочки», иначе говоря – преувеличивать собственные духовные силы. Человек, считающий, что он готов во спасение собственной души принять любую нищету, находится – за редким исключением – в состоянии самообмана. Нищета материальная совсем не приводит автоматически к нищете духа:
«Материальная нищета, – пишет ученик святителя Иоанна Златоуста преподобный Нил Синаит, –
гораздо чаще толкает человека на всякого рода обманы и злоупотребления. Она не имеет ничего общего с нищетой духовной, потому что последняя принимается человеком добровольно, по воздержанию и свободному движению произволения».
Наша бедность – это почти всегда и бедность наших близких тоже, тех, за кого мы в ответе. Не обеспечить всем необходимым своего ребенка, старость родителей не сделать сносной, лечения не оплатить, когда близкий человек в опасности, – это тяжелый камушек на совести!
Итак, здесь нет никакого противоречия: с бедностью надо одновременно и смиряться, и бороться. Кстати, борьба будет гораздо более успешной, если мы хотя бы в какой-то мере смиренны. Смирение не имеет, как известно, исчерпывающего определения, но проявляется, в частности, в доверии к Богу, в умении вверять свою судьбу Ему. Человек, доверяющий Творцу, спокоен, он не тратит энергию на бессильный гнев, на слезы от жалости к себе, на изнурительный страх завтрашнего дня. Он уверен в помощи Бога, а это, в переводе на теперешний мирской язык, позитивный настрой. Однако он отличен от безрелигиозного позитивного настроя – тем, что никогда не бывает посрамлен, никогда. Человек, вооружившийся доверием к Богу и молитвой, непременно одержит в своем сражении с бедностью ту победу, которая ему нужна. А большая, возможно, лишила бы нас какого-то стимула к духовному самоустроению: «Не уничижай бедность, ибо она соделывает борца закона нерассеянным» (святитель Феофан Затворник). Бедность – благо, как писали святые отцы, и борьба с бедностью – благо, если она учит нас смирению и доверию.
Тому, что я изложила выше, меня, должна признаться, научили не столько книги, сколько живые примеры. Можно ведь сказать, что борьба с бедностью возможна не всегда, но лишь тогда, когда человек ну хотя бы еще не на пенсии. Но как умеют воевать некоторые наши пенсионеры! Например, одна моя родственница – виртуоз крайне экономной кухни. Ее оладушки из овсяных хлопьев, пироги с килькой в томате и пшенная каша с поджаренным луком пользуются неизменным успехом у родни, друзей и соседей, не упускающих случая заглянуть на вкусный запах. Я неоднократно пыталась повторить ее кулинарные фокусы, у меня получалось нечто в общем съедобное, но не более того. Она же загадочно улыбалась и намекала, что Бог дал ей талант. Еще она умеет делать изумительные панно из осенних листьев и птичьих перьев. Такая вот победительница.
А еще меня многому научили семьи наших провинциальных священников. «Сейчас-то уже ничего! – сказал мне один из них, отец троих детей, служащий в глухом степном селе, – было время, когда я вставал в четыре часа утра и шел с удочкой на речку – хоть что-то поймать, чтоб жена уху сварила. Потом заносил рыбешку жене и шел в храм служить. А самому хотелось этого червяка съесть, которого на крючок насаживал… Сейчас уже ничего. Да сейчас просто здорово! Дети подрастают, старший, слава Богу, уже семинарист, приход окреп, а какой мы праздник на Светлой седмице организовали для детей! Какой концерт был!..»
Две таких священнических семьи на моих глазах усыновили брошенных детей – не от бездетности, нет, а – в обоих случаях – вдобавок к двоим кровным. Причем одно из этих семейств живет на съемной квартире и решилось даже на небольшой мухлеж, чтоб суд разрешил усыновить двухмесячного сироту. Еще одна пара, тоже снимающая квартиру и не имеющая никаких жилищных перспектив, пошла иным путем – родили своих четверых и намерены продолжить. Когда спрашиваешь: «На что вы рассчитываете?!» – и слышишь абсолютно трезвое: «На Бога» – тогда ясно знаешь, что надежда этих людей посрамлена не будет. И столь же ясно видишь, что нет в родителях ни страха, ни уныния, ни обиды, ни зависти – есть вера.
Это ведь вообще великое дело – переключить свою озабоченность с себя самого на кого-то другого, а о себе, насколько возможно, забыть. Это не у всех получается, но это великое средство в борьбе с искушениями бедности.
Хотя не будем рисовать идиллическую картинку. Мама упомянутых выше четверых детей рассказывала мне о минутах запредельной усталости и безумных слезах – вот именно от жалости к себе. Но ей каждый раз приходилось искать выход из этого состояния – не ради себя, но ради мужа и детей – и поиск выхода каждый раз приводил к некоему духовному открытию, которым ей тут же хотелось поделиться с другими – с теми, кому тоже трудно на этом свете.
Вообще желание делиться, помогать, поддерживать других свойственно людям, прошедшим суровую школу бедности. Иначе говоря, знающим, что такое скудость – скудость материальная и, в связи с нею, бедность и болезненность душевная. Мне известны люди, которых бедность научила именно этому. Одна из них прикована к инвалидной коляске и смысл своей жизни видит в том, чтобы «помогать таким, как я, – потому что здоровые и богатые не понимают, что с нами происходит». С бедностью, кстати, эта моя знакомая упорно борется, осваивая профессию компьютерного дизайнера. Компьютер ей в свое время купили добрые люди – пустив шапку по кругу. «Те, кому живется легко, могут ведь и не знать, сколько на свете добрых людей, а я знаю», – говорит она.
Еще один мой знакомый, уже, к сожалению, покойный, провел лучшие годы – с 18 до 28 лет – на одном из островов архипелага ГУЛаг. За чтение Есенина в студенческой компании. Потом он всю жизнь числился неблагонадежным и перебивался случайными заработками, одновременно захлебываясь стихами: всю русскую поэзию – от Ломоносова до Чичибабина – знал, кажется, наизусть и мог читать вслух сутками. Так вот, когда кто-то сокрушался о его нищете, он отвечал: «Знали бы вы, насколько мне сейчас лучше, чем на нарах!» Мы не были на нарах, но вспомнить о тех, кому было или есть гораздо хуже, мы в силах. И это тоже очень важное средство в борьбе с искушениями бедности.
И в том, чтобы обернуть эти искушения себе на пользу. Это ведь главное.
Марина Бирюкова