313 год. В городе Медиолануме, современном Милане, два императора-соправителя, Константин и Лициний издают эдикт, провозглашающий религиозную терпимость на территории Римской Империи. Почти три столетия гонений, казалось бы, подошли к концу.
Но злоба на христиан продолжала жить в сердцах язычников. И тем более усилилась эта злоба тогда, когда одним росчерком пера те, кого ранее было приказано гнать и убивать, становились полноправными гражданами, а их вера – «соблазн и безумие» – так неожиданно и непредсказуемо подняла свое знамя и свой символ, Святой Крест, в самом сердце империи.
Никакой эдикт не был способен переменить душевное расположение богоборцев. Не переменил он и душу Лициния, убежденного язычника, который относился к новой вере по-старому, отнюдь не так, как его соправитель, святой император Константин Великий.
В то время, когда по указу предыдущего императора Диоклетиана, Римская империя была разделена на области управления, Лициний правил Азией и Египтом. Там он и воздвиг новое гонение на христиан.
Историк Евсевий Кесарийский, живший тогда же, в IV веке, пишет о безумии правителя так: «Прежде всего, он (Лициний – прим.) выгнал из своего дворца всех христиан и тем, несчастный, сам себя лишил их молитв перед Богом, которые, по обычаю и учению своих предков, они возносят за всех. Затем он распорядился уволить со службы в каждом городе и лишить звания всех воинов, которые не принесут жертвы демонам. Но это были пустяки сравнительно с большими притеснениями».
«Дойдя до предела безумия», — продолжает историк, - «устремился он на епископов, видя в них, служителях Бога всяческих, противников своей деятельности. Действовал он из страха перед Константином не в открытую, а тайком и хитро и погубил своими кознями самых знаменитых. Способ убийства был удивительный, доселе не слыханный. То, что было сделано в Амасии и прочих городах Понта, превзошло самую крайнюю жестокость. Там одни церкви были разрушены до основания, а другие заперты, чтобы нельзя было их обычным посетителям собраться и совершить службу Божию. Зная свое зло, он думал, что молитвы возносятся не за него, и был убежден, что мы всё делаем только для боголюбивого императора и молим Бога быть милостивым только к нему; потому он и обрушил на нас весь свой гнев. Льстецы из числа его наместников, желая угодить нечестивцу, подвергали епископов таким наказаниям, каких достойны только злодеи, и невинных мужей без всякого расследования брали под стражу и наказывали, как убийц. Конец же некоторых из них был дотоле невиданным: тела их разрубали мечом на многие части и после такого варварского зрелища бросали их в морскую пучину на съедение рыбам».
В то же время, в городе Севастии Армянской, в Малой Азии, в землях, на которых Лициний установил свои безбожные законы, воинским начальником был Агриколай, муж свирепого нрава и ревностный поборник идолослужения. В его памяти были еще свежи воспоминания великого Диоклетианова гонения. Поэтому вскоре Агриколай объявил, чтобы все его воины принесли жертвы языческим богам. Он не мог не знать, что к тому времени в императорской армии было уже много христиан.
Была под началом Агриколая и одна особая дружина из сорока воинов-каппадокийцев, отличавшихся мужеством в ратных подвигах. Они были известны тем, что их всех битв выходили победителями, и за свою доблесть почитались всеми. Вскоре военачальнику стало известно, что эти храбрецы исповедают Христа, и тогда он призвал их к себе, и сказал:
- «Как в сражениях с неприятелями вы всегда были между собою согласны и единодушны, так и ныне с таким же единомыслием покажите единодушно повиновение царскому указу – принесите по доброй воле жертву богам, чтобы не подвергнуться вам мучениям».
Но воины-христиане с дерзновением ответили язычнику: — «Если мы, сражаясь мужественно за царя земного, всегда оставались победителями, то не тем ли паче, подвизаясь за Царя бессмертного, мы одолеем твою злобу и победим твое лукавство».
Итак, воины решительно отказались принести жертву идолам, и, несмотря на все увещевания и лесть Агриколая, остались непреклонными. Тогда воевода решил дать им ночь на размышление, и бросил их в темницу.
В темнице святые воины не пали духом, но, проведя ночь в молитве, они услышали поутру голос Господа, который возгласил: «Добр есть начаток изволения вашего, но претерпевший до конца спасется».
Утром их вывели из темницы и они снова предстали перед военачальником. Перед лицом собравшихся на столь необычный суд сановников и советников Агриколай стал восхвалять мужество дружины, пытаясь еще большей лестью уловить их и склонить на свою сторону.
«В вашей власти», — говорил Агриколай, — «или сохранить мою любовь, или возбудить к себе мою ненависть».
На такие слова святой Кандид, один из сонма будущих мучеников, ответил, что они отнюдь не ищут его любви и расположения, уповая лишь на милость и любовь одного только Единого Бога.
Разъяренный таким ответом Агриколай хотел было наложить на воинов оковы и подвергнуть их пыткам, но святой воин Фирион напомнил ему, что он не имеет законной власти мучить их. Смутившись, воевода оставил их до времени и поместил в темницу без оков.
Тем временем, через 7 дней в Севастию должен был прибыть наделенный большими полномочиями сановник Лисий. Будучи приверженцем идолослужения и ненавистником христиан, он с большой охотой возглавил суд над воинами.
Они же, не ожидая милости человеческой, возложили свое упование на Господа, и всю неделю своего заточения непрестанно укрепляли себя псалмами и воспоминаниями многих благодеяний, которые Господь изливал на них в дни их воинского служения.
И когда святых воинов вели от темницы к месту судилища, они не прекратили пения псалмов, и никто не мог заставить их прекратить молитву. На такое зрелище собрались почти все жители города.
Лисий начал суд с тех же слов, которые прежде изрек Агриколай: он обещал вернуть воинам почести и чины в обмен на изъявление верности указам императора и жертву языческим богам. Но святой Кандид ответил: «возьми и звания наши, и сами наши жизни, ибо для нас нет ничего дороже Христа Бога нашего». Трудно было язычникам понять ту легкость, с которой окруженные почестями и похвалами воины готовы были отказаться от мирских утешений и то, что зримому благополучию, которое имели в достатке, они предпочли незримую радость Божию.
Впрочем, скоро Господь показал Свою силу и свое утешение явно.
Непреклонных воинов было велено побить камнями – но ни один из камней чудесным образом не поразил их, а камень, который, в порыве злости, бросил сам Лисий, попал в лицо Агриколаю.
Мучители, хоть и слепые в своей злобе, могли ясно видеть происходящее своими глазами. Они поняли, что святых ограждает какая-то невидимая сила. «Колдовство» — пришло им в голову самое простое и невежественное объяснение.
Но святой воин Домн без страха сказал им: «это не волшебство, а Бог помогает нам, и это Его сила покрыла ваши лица позором». И затем мученики исповедали перед истязателями Святую Троицу – Отца, Сына и Святого Духа.
Но чем яснее было свидетельство Божией силы, тем сильнее становилась злоба мучителей. Язычники вновь бросили воинов в темницу, замышляя, как бы погубить их. Сами же воины, исполнившись радости в Духе Святом, наступившую ночь вновь провели в пении псалмов и молитве.
И ближе к утру снова услышали они утешающий голос Господа: «Верующий в Меня если и умрет, оживет. Дерзайте и не страшитесь, ибо воспримете венцы нетленные».
Утро снова началось с допроса, на котором мученики опять непреклонно исповедали свою веру.
Тогда было решено прибегнуть к страшному мучению, которое за ночь придумали истязатели. В те дни стояла зима, весьма холодная в высокогорных районах Малой Азии, а рядом с Севастией находилось большое озеро, покрытое льдом. Было решено, раздев, вывести мучеников на мороз на центр озера, и оставить их так на льду на всю ночь под присмотром стражи. Но мучители были коварны – чтобы сокрушить волю христиан-воинов, на берегу озера они устроили баню. Она сулила тепло, помощь, прекращение мучения – для тех, кто, не выдержав мороза, отречется от Христа.
В первом часу ночи холод и ветер стали особенно нестерпимыми. И тогда один из воинов не выдержал, оставил своих братьев, и побежал к берегу озера, к бане. Но едва он переступил ее порог, прежде, чем он успел произнести слова отречения, он упал замертво.
Остальные же воины остались на льду, и, видя это, укрепились в своей решимости стоять до конца.
В третьем часу ночи Господь послал мученикам утешение – вдруг стало светло, и лучи, как бы солнечные, растопили лед, и вода в озере стала теплой.
Между тем, почти все стражники, приставленные охранять воинов-мучеников, заснули. Бодрствовал только один, имя которого было Аглаий. Не спал он, ибо то, что ему пришлось видеть, казалось слишком странным и непостижимым. Он размышлял, почему эти храбрецы были так непреклонны, почему уже не первую неделю терпели они поношения и угрозы, почему согласились отказаться от своих чинов, почему, и, главное, кому они так непрестанно молились. Когда же просиял свет и сделалось тепло, Аглаий поднял взор вверх, и увидел в лучах света тридцать девять венцов – над каждым из святых мучеников по венцу. В этот момент стражник понял, что это венцы, которые уготовал воинам их Бог, их Небесный Царь, за стойкость и мужество. Понял он и то, что бежавший и умерший лишился своего венца на небесах.
Тогда Аглаий, не мешкая, разбудил остальных стражников, сбросил с себя одежды, и побежал к центру озера, восклицая: «И я – христианин»!
Стоя в воде с мучениками, он молился: «Господи, Боже, я верую в Тебя, в Которого веруют эти воины. Присоедини и меня к ним, да сподоблюсь пострадать с Твоими рабами».
И тогда воссиял на небе еще один венец – место отпавшего воина заступил уверовавший страж, и мучеников вновь стало сорок.
Когда утром на берега озера вернулись сановники во главе с Лисием и Агриколаем, они увидели, что мученики стоят в воде, и холод нисколько не повредил им. Но более всего поразило их то, что среди мучеников стоял тот, кто совсем недавно был на стороне мучителей – стражник Аглаий.
И вновь недоумение смешалось с яростью в сердцах истязателей. Они поняли, что любые их увещевания и лесть не имеют действия на тех, кто возложил надежду и упование на Небесного Царя и Судию, отвергнув неправедных судий земных. Тогда было решено, наконец, умертвить воинов-христиан, но медленно, мучительно – перебив их голени молотами.
Во время этой казни на берегу озера мать самого юного из воинов, Мелитона, убеждала сына не страшиться и претерпеть все мучения до конца. И так, в мучениях, не прекращая молиться и славить Бога, испустили свой дух 39 мучеников. И только последний, Мелитон, утешаемый матерью, еще дышал.
Тела умерших погрузили на колесницы и повезли на сожжение. Тогда мать Мелитона взяла своего сына, и понесла его вслед за колесницей. Когда и он испустил последний вздох, она положила его на колесницу рядом с телами его святых братьев во Христе.
Тела святых были сожжены на берегу реки, у которой стоял город Севастия. Когда огонь прогорел, и на берегу остались лишь кости, язычники решили бросить их в реку так, чтобы воды унесли их дальше от города, чтобы христиане не могли их собрать и воздать им почести.
Но прошло три дня, и мученики явились во сне блаженному Петру, епископу Севастийскому, и сказали ему, чтобы он спустился к реке и собрал их кости.
Епископ Петр собрал верных христиан, и тайно, ночью, пришел на берег реки. Тогда взорам их предстало дивное зрелище: кости святых воссияли в воде как звезды, и светла была река там, где лежали даже малейшие частицы их.
Все кости были собраны и с честью преданы земле.
Священное предание Церкви сохранило для нас имена угодников Божиих: Кирион, Кандид, Домн, Исихий, Ираклий, Смарагд, Евноик, Валент, Вивиан, Клавдий, Приск, Феодул, Евтихий, Иоанн, Ксанфий, Илиан, Сисиний, Аггей, Аетий, Флавий, Акакий, Екдекий, Лисимах, Александр, Илий, Горгоний, Феофил, Домитиан, Гаий, Леонтий, Афанасий, Кирилл, Сакердон, Николай, Валерий, Филиктимон, Севериан, Худион, Мелитон и Аглай.
Вскоре, в 314 году святой император Константин Великий поразил войска Лициния в битве при Цибале, и отвоевал у него Далмацию, Мезию и Македонию. Спустя 10 лет в сухопутной битве у Никомидии, в Малой Азии, Лициний был побежден и сдался Константину, который установил свою власть над всей Римской Империей.
Тропарь
глас 1
Болезньми святых, имиже о Тебе пострадаша,
умолен буди, Господи,
и вся наша болезни исцели,
Человеколюбие, молимся.
Кондак
глас 6
Все воинство мира оставльше,
на Небесех Владыце прилепистеся,
страстотерпцы Господни четыредесять,
сквозе огнь бо и воду прошедше, блаженнии,
достойно восприясте славу с Небес
и венцев множество.